«На вопрос «как ваш проект будет выживать?» активисты на голубом глазу отвечают: «Мы же не бизнес-проект, нам не нужны деньги». Но это огромная ошибка, которая убивает даже самые лучшие идеи по спасению мира!» Настя Рогатко побывала на нескольких конкурсах социальных проектов – и теперь объясняет главные ошибки активистов-стартаперов.
Допустим, у вас появилась идея, как спасти мир. Или хотя бы Беларусь. Или хотя бы минчан с инвалидностью, бездомных животных или ворующих чиновников (от самих себя). Вам кажется, что идея невероятная, к тому же всякие журналы типа KYKY вечно пишут, что активизм – это новый секс. Вас разрывает от желания ворваться в этот мир и навсегда его спасти.
Только у вас нет денег. А еще вы вряд ли знаете, как технически родить вашу идею в реальность. А еще вас отфутболила местная власть, и бизнес не захотел финансировать проект. И программиста у вас нет. Или вам нужен проджект-менеджер? А может, вы вообще не знаете, кто это такой!
Приходится допускать, что голым энтузиазмом подрядчикам не заплатишь и сырую идею в готовый проект не превратишь. В апреле я оказалась в жюри минского полуфинала конкурса социальных проектов Social Weekend, а в мае – на идеатоне проекта ЕС «Региональный механизм развития гражданского общества стран Восточного партнерства» в Киеве. Если по-русски, оба проекта ищут людей, которые хотят спасать мир, спускают их с небес на землю, помогают оформить проекты и – в идеале – найти поддержку. То есть деньги.
В Киеве из тридцатки проектов на полуфинале оказалось 10 из Украины, 10 из Беларуси, и еще десяток из Грузии, Молдовы, Армении и Азербайджана. Очевидно одно: в каждой стране есть свои проблемы, которые некому решать – конечно, кроме активистов. Для последних стран было бы наивно делать какие-то предположения, но в отношении Беларуси и Украины даже ребенок заметит лейтмотив почти всех проектов. Каждый первый украинец своим социальным стартапом хочет побороть коррупцию. А беларусы вечно спасают «ближнего своего»: делают диджитал-сообщества соседей (чтобы те договорились и помогли друг другу), запускают краудфандинги (чтобы каждый мог насобирать на решение своей проблемы), создают чат-ботов, который знает всё об онкологии или ВИЧ.
На первый взгляд, у нас две соседние страны с очень похожими внешне проблемами – только при первом же разговоре за игристым на Крещатике вы вдруг осознаёте, что вообще не понимаете друг друга на бытовом уровне. У вас нет языкового барьера, но совершенно точно есть барьер ментальный. Это звучит почти как анекдот в духе «сидят русский, американец и грузин», но я пересказываю реальный вечерний диалог из Киева.
Стоят две беларуски (я и моя коллега-журналист) и Слава из Украины (хочется крикнуть «героям слава»). Слава в тот день питчил идею проекта онлайн-платформы, которая по открытым данным отслеживает и анализирует коррупцию в строительстве дорог и других инфраструктурных объектах. Разговор сам собой заходит в тему суда и права.
Мы: У нас есть две особенные статьи: это уход от налогов (243 УК РБ) и наркотики (328 УК РБ). По ним сроки суровые, несоизмеримые с масштабом «преступления». Их обе вообще можно частично декриминализовать.
Слава: Так, значит, вокруг этих статей возникает коррупция?
Мы: Почему?
Слава: Ну, раз это сложные статьи, наверняка судьям дают взятки.
Мы: Ну, это не так работает. Судьи типа честные. Просто статьи жестокие.
Слава: А как же «строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения»?
Мы: Ну, это не так работает. Законы типа для всех равные.
Слава: Но у вас же нелегитимные выборы!
Мы: Ну, это не так работает. Выборы – это скорее исключение.
Слава: Так получается, суд обладает независимостью от других ветвей власти?
Мы: Ну, это снова не так работает. Если президент внедрится в какой-нибудь процесс, последнее слово будет за ним...
Потом мы мужественно попытались объяснить Славе хронологию «Дела БелТА». Слава медленно опухал от невозможности осознать эту систему. Мы опухали от невозможности её объяснить. В его стране честно выбирают президента, но судьи берут взятки. И коррупция – явная проблема, но при этом есть открытые данные, с помощью которых можно сколь-нибудь успешно бороться с ветряными мельницами. В их стране коррумпирован даже сбор донорской крови – и на фоне этого несколько лет успешно работает профинансированный ЕС проект Donor UA – платформа, который сводит донора с пациентом и не стимулирует доплаты на местах за нужную группу крови, потому что работает на автоматике.
В Беларуси нет одной главной проблемы, которую можно было бы, как пожар, тушить с разных сторон. Поэтому мы спасаем мир хаотично, а беларуский активизм многограннее. Он пока очень наивен, зато амбициозен – если представлять его человеком, получится предпубертатный дворовой пацан лет десяти. У него легкий синдром гиперактивности, но куда применять свою энергию, он еще не знает. Ему абсолютно точно жаль всех униженных и оскорбленных, к тому же у него сильно развита аллергия на несправедливость.
Из личного опыта он выбирает тех, кого спасать нужно быстрее остальных – и придумывает, как бы им помочь. Если его самого заботит то, что Беларусь вообще почти не сортирует отходы, а мусорная гора за МКАДом скоро догонит (если еще не догнала) по высоте Библиотеку – он придумает игрушку, которая завлекает пользователя в процесс сортировки мусора. Если ему приходилось заниматься фандрайзингом и он осознал, как сложно собирать нужные суммы – он задумывает краудфандинговую площадку с прозрачной отчетностью. Если активиста бесят соседские чаты в вайбере, где из-за потоков флуда невозможно решить ни одну проблему домоуправления – он начинает придумывать «чистые» мессенджеры для соседей. А если он говорит на беларуском языке, то хочет сделать целую афишу беларускоязычных мероприятий, чтобы создать свою тусовку. Всё это реальные проекты, которые я увидела или услышала. Не все они прошли в финалы конкурсов.
При этом все они уже победители, учитывая, что мы живем в стране, где старшее поколение до сих пор употребляет поговорку «инициатива имеет инициатора». Государство само навстречу «простому смертному» никогда не пойдет, а бизнес пока не готов поддерживать социальные проекты направо и налево. Он будет это делать, я уверена, но нужно подождать момента, когда ему самому уже не придется бегать со щитом на пятой точке (возвращаемся к диалогу со Славой из Украины). Значит придется этому гиперактивисту какое-то время ездить по конкурсам социальных проектов и питчить свои идеи. Если его проект признают перспективным – появятся средства на реализацию. Но для этого надо понимать, как обрабатывать и продвигать собственную идею. А вот и ложка дёгтя – этот начинающий спасатель мира пока совершенно не умеет мыслить стратегически.
Как говорить о своём проекте, чтобы его профинансировали
Механика проектов вроде киевского идеатона такая: активисты из Украины, Беларуси, Молдовы, Грузии – в общем, стран, которым еще нужно помогать быть гражданскими обществами – собираются в одном месте и питчат свои идеи. Презентации слушают менторы, у которых есть опыт в бизнесе, финтехе, джиаре, уговаривании госов – и дают свои советы. А иногда рекомендуют изменить проект от начала и до конца. Или отказаться от него и задумать новый.
Я ездила не питчить и не советовать. В отличие от минского Social Weekend, тут моя задача была сложнее – молчать и наблюдать. И некоторые заявки (на обоих конкурсах) меня по-настоящему потрясли. Оказалось, многие благотворители считают, что можно годами работать за «спасибо». Спасателям бездомных кошек кажется, что их приложение для передержек сможет самим фактом своего существования привлечь кого-то, кроме волонтеров, у которых дома и так живет уже орава брошенных собак и попугаев. А человек, который задумал отдельную беларускоязычкую афишу мероприятий национальной тематики не понимает, что не популяризирует язык, а наоборот создает ему новое маленькое гетто. И очень многие участники понятия не имеют, кого и как на самом деле хотят спасать.
Молодые проекты – вернее, их создатели – совершают одни и те же ошибки. Во-первых, эффективность, соизмеримость реальной проблеме, способ ее решить часто подменяются формулировкой «я хочу». Ментор задает вопрос: «Почему вы думаете, что игровое приложение, в котором можно получать призы за сортировку мусора, решает проблему того, что люди не сортируют мусор?» А приложение красивое, и система бонусов продумана, и автор хорошо питчит – но не может ответить на главный вопрос: привлечет ли взрослых людей это приложение к сортировку мусора – или активист просто хочет сделать приложение? «Я хочу» распространяется и на множество менее продуманных проектов. Например, мы слышали, как некий портал-агрегатор вакансий/волонтерских проектов будет решать проблему лени и незанятости у подростков. Но кто сказал, что подростки пойдут на искусственно задуманный сайт, который ни разу не похож на TikTok? И есть ли у подростков вообще проблема нехватки занятости – или это просто родители опасаются за своих детей из-за синдрома «А что это мы на диване лежим – нам что, ничего в школе не задали?»
В Киеве была красивая идея сделать из обычного учебника астрономии пособие в дополненной реальности – только создатель даже примерно не знал, сколько будет стоить такая разработка. Он хорошо иллюстрировал вторую проблему социальных проектов: они не умеют думать о деньгах.
На вопрос «как ваш проект будет выживать?» активисты на голубом глазу отвечают: «Мы же не бизнес-проект, нам не нужны деньги».
Но это самая большая ошибка, которая убивает даже самые лучшие идеи по спасению мира. Многим начинающим «спасателям» кажется, что сделать инклюзивную карту, запустить чат-бота о глютене – это венец работы. Реальность такая, что запуск продукта – это только начало. Гораздо более скучный и трудозатратный процесс – постоянно поддерживать и обновлять проект, чтобы он не вошел в стагнацию. Если проблема «я хочу» ведет к мертворожденным проектам, то проблема «нам не нужны деньги» просто сокращает их жизнь до минимума.
Считать деньги придется уже на этапе идеи, потому что любой ментор, если ему понравится идея, спросит, сколько она стоит. Если у автора нет просчета подрядчиков и он тешит себя мыслью, что онлайн-игру можно с нуля сделать за 5000 долларов, его проект никто не поддержит. И причина будет очень прозаичная: у спасения мира был плохой бизнес-план.
Громче всех на идеатоне оказалась девушка Марьям из Грузии. Она решила сделать сайт, на котором будут онлайн-обсуждения законопроектов и государственных инициатив. Марьям хотела создать площадку, на которой чиновники будут общаться с «простыми смертными». На вопрос, почему чиновник, по ее мнению, придет на этот сайт и будет оправдываться перед жителями Грузии, она ответила: «А мы его заставим». Конечно, она не деспот и не имела ввиду применение грубой силы. Просто в Марьям столько энтузиазма, что она уверена: именно ей суждено спасти мир. В подобном состоянии аффекта почти невозможно думать о деньгах, о сроках реализации, о реалистичности проекта. Но вам (если, конечно, у вас есть та самая Идея) придется, и Марьям – тоже.
Откуда бы ни росли ноги вашего проекта и насколько бы он ни был благотворительным или коммерческим, самый полезный опыт перед питчингом – выйти из своего мыльного пузыря и задать себе по очереди пять вопросов.
1. Какую проблему я хочу решать?
2. Каким образом?
3. Точно ли средства оправданы целью и вообще работает ли моя идея на решение проблемы?
4. Сколько мне нужно денег, чтобы реализовать этот продукт?
5. И каким образом (читайте – на какие деньги) я буду выживать после запуска?
Неважно, откуда вы привлечете помощь: найдете менторов из бизнеса, получите поддержку от проекта ЕС, или даже запустите краудфандинг – вам все равно придется четко отвечать на эти вопросы. Иначе вас не поймут и вам (читайте – в вас) не поверят. А тогда вы точно провалите свою спасательную миссию.