«На рекламном щите напротив мэрии черным баллончиком выведено: «Янукович — зэк». Толпа, выкрикивающая то же самое, пытается взять мэрию штурмом», — Дарина Обухова съездила в Киев, чтобы увидеть своими глазами, что происходит на Евромайдане.
Я не была на Плошчы 2010. Друзья рассказывали, что вышли: поверили, что завтра может быть их, как говорит этот слоган мобильного оператора. Тогда в руках у многих были флаги с символом Евросоюза — те самые, что сейчас в руках у каждого украинца, которого обвиняют в том, что он молится на евросценарий. Круг из желтых звездочек на синем фоне стал означать новые условия и свободы, более совместимые с жизнью. Страну после перезагрузки.
Утром 30 ноября Крещатик и соседние улицы были стерильны, как минский проспект в пять утра. Навстречу нам с другом шел мужчина с портфелем, единственный прохожий, который спросил: «Ну, они с ума сошли, студентов-то избивать. Видели, что ночью было?». Мы понимающе кивнули. Где-то между правительственными зданиями и магазином Saint Laurent пустой пейзаж перебивался группами беркутовцев и милиционеров. На самом подходе к Майдану некоторые из них выходили из туалетных кабинок и морщили нос от запаха дерьма. Из полуоткрытых дверей, правда, невыносимо воняло, а они ходили туда справлять нужду: кабинки защитного цвета, пара открытых дверей, обнажающих горы дерьма, и люди в форме. Пару часов назад, в 4 утра 30 ноября милиция избила около сотни студентов, которые остались ночевать на Майдане после того, как Янукович заявил, что ассоциации с ЕС пока не бывать. Предлогом для разгона стало то, что на Майдане пора ставить елку.
Ее каркас, новогодней елки, из-за которой людям пару часов назад разбивали головы, монтируют прямо при мне на сиротливом Майдане. Процесс охраняет зигзаг из беркутовцев. Около них всего несколько человек: кто-то снимает происходящее на смартфон, кто-то складывает национальный флаг в потертый пакет со снежинками, кто-то рассказывает по телефону о том, что было пару часов назад. Избиение как катализатор для народа: было понятно, что он такого не простит, пойдет цепная реакция к революции. Оставалось ждать. Эти догадки перебиваются мыслями о том, что люди могут и не выйти в ответ — в Беларуси же этого не случилось.
Пока страну поставили на паузу, прохожие пытаются говорить с милицией. «Это надо же — елку охраняет целый взвод», — бросил проходящий мимо мужчина. «Почему вы против своей страны?» — хотел вступить в диалог со спецназом парень в шапке с национальной символикой. «Мы как раз за свою страну», — отвечал самый высокий из беркутовцев. «Стыдно за вас, пусть вам все вернется», — в сердцах говорила женщина, подходя к оцепленному подземному выходу из метро. «И вам здоровья» — слышалось в ответ. Саундтреком к происходящему был «Перекресток» «Машины времени», который не переставал играть гитарист в переходе.
Мрачную картину перебивали люди-бутерброды для ресторанов или салонов сотовой связи: панды и розовые зайцы, которые сняли плюшевые головы, чтобы перекурить. Билборды рядом с ними предупреждали, что европейская интеграция означает высокие цены и безработицу. Я открыла в экране телефона запись одного из местных украинских блогеров и прочитала то же самое. Он называл участников митинга «майдаунами» и в десятке пунктов объяснял им то, что не Украина войдет в ЕС, а ЕС в Украину. Это как раз тот случай, когда от перемены мест слагаемых все меняется: европейские товары сделают сэппуку местному рынку, а на полях высадят растения, которые превратят чернозем в пустыню.
Вечером 30 ноября людей на Майдане значительно больше. Они размахивают флагами, прицепленными на рыболовные удочки, и скандируют «Украина це Европа», следом за этим — «Банду — геть». Ты слушаешь то, что имеет мало связи с тобой, но общая энергетика здорово поднимает вот этот зажатый внутри революционный белорусский дух, пусть и на фоне сине-желтых полотен Майдана. Проезжающие мимо машины сигналят митингующим — в Беларуси в 2010-м было то же самое, только за это штрафовали. На крышах развеваются флаги. Мужчина высовывается из окна машины и кричит беркутовцам: «Рабы, идите домой».
Общий гул гудков машин скоро станет непрекращающимся — он и до сих звучит в моей голове. Воскресным днем в первый день зимы толпа двигалась к Майдану. От сине-желтого рябило в глазах. Провокаторов, порывавшихся бить стекла зданий, ставили на колени. Все вокруг продолжало работать в обычном режиме: магазины, хипстерские кофейни, арт-центр Пинчука. Продавец в книжном магазине до последнего, не отрываясь, смотрел видео с Майдана, поставив на полный звук, не обращая внимания на посетителей, перелистывавших альбомы Taschen. В соседней арабской закусочной около кассы стоял мини-флаг Евросоюза. В переходе лица моделей рекламы GAP частично заклеили стикерами про Майдан. На рекламном щите напротив мэрии кто-то вывел черным баллончиком: «Янукович — зэк». Толпа, выкрикивающая то же самое, пыталась взять мэрию штурмом. С Майдана слышались речи местных оппозиционных лидеров Яценюка и Тягнибока про европейские ценности присутствующих и Бога, в паузах между которыми включали «Океан Эльзы». Самый большой светодиодный рекламный щит, еще вчера показывавший погоду, сменил значки снежинок и термометра на европейские звезды. У моих ног валялась пустая бутылка из-под коньяка — знамя провокации, отсылка к белорусскому ТВ, по которому после декабря 2010 показали площадь, заваленную бутылками и металлическими деталями.
Это был римейк оранжевого 2004 — с увеличенным хронометражем и большей зрелищностью. Интернет кишит статьями про дезорганизованность оппозиции и провокации народа, которые инвестирует Госдеп. Пишут, что злосчастную елку сломали, попортили каркас. Украинцев призывают не нападать на ментов, потому что это «грозит Беларусью». Я стою на вокзале около поезда, который отвозит именно туда, и слышу вдали гул лозунгов: на Майдан едут с разных концов Украины. Наверное, хорошо было бы, если Беларуси погрозило бы Украиной. Не деталями, а общим ощущением, что завтра может быть твоим. Вдруг главный оператор страны не врет.
