В Бресте есть швейная фабрика «Динамо» – сейчас она шьёт беларусам разной степени красоты спортивную одежду и термобелье. Так вот в здании фабрики на брестской улице Карла Маркса до 1956 года была следственная тюрьма, где расстреляли не одну тысячу людей: беларусов, русских, украинцев, поляков, но больше всего – евреев. Это бархатно-красное здание повидало многое, и буквально пару лет назад руководство производства решило разворошить прошлое и показать людям, что происходило в подвальных (и не только) помещениях. О расстрелах, заключенных и карцерах не знали многие работники фабрики, не говоря уж о других горожанах. Экс-камеры оказались рабочими кабинетами «Динамо» со старым линолеумом и новыми столами.

Сейчас в здании рабочей фабрики организовываются поминальные службы и мини-экскурсии: в подвалы уже спускались предствители православной и католической церквей, а еще - местный раввин и представители еврейской диаспоры читали несколько глав из Псалтыря в память о расстрелянных. Обычно, после таких служб бресткий краевед Иван Чайчиц рассказывает, о ком и о чем молились гости службы.

Крошечные одиночные камеры по проекту французов

Построить тюрьму решили в середине 1937 года. Уже в 1939 году на улице Зигмундовской (ныне – Карла Маркса) появилась следственная тюрьма уголовного департамента министерства юстиций республики Польша. Из-за цвета облицовочной плитки в народе ее сокращенно называли «краснуха». Здание практически не перестраивали, единственное – снесли в подвалах стены одиночных камер, чтобы сделать из чудовищно маленьких помещений большие пространства под склад. Представьте масштаб: одна одиночная камера по размеру была не больше (а и то меньше), чем современные квартирные туалеты.

Всего в тюрьме было 130 общих камер, 39 одиночных и 28 карцеров, два из которых предназначались для смертников. Строили по проекту французских специалистов, поэтому тюрьма отличалась от многих существовавших в то время в Беларуси. Нары в камерах могли подниматься к стене вместе с постелью – то есть заключенные весь день либо сидели на стульях, либо просто ходили, либо выполняли общественные работы – в тюрьме была даже кузница. А еще что-то похожее на больницу с роддомом – на экскурсию пришла женщина почтенного возраста, которая рассказала, что родилась в этой самой тюрьме. Ее маму посадили по политической статье во время беременности. Женщина очень боялась приходить, но в итоге не пожалела, что увидела свой «роддом».

Аутентичный даже сливной бачок

Пройдя обычную заводскую проходную, вы автоматически попадаете в тюрьму, где перила почему-то голубого цвета, а решетки выкрашены в грязный серый. Высота «тюрьмы» – около шести метров, в которые «встроены» пять этажей. Окна закрыты ржавыми коваными решетками, которые повесили при строительстве здания – чтобы никто не сбежал.

Еще одно изменение – сейчас на производстве между этажами есть пол, в тюремные годы посередине была «дыра» и оставались только проходы по периметру. Здание проектировали таким образом, чтобы с каждого из этажей просматривались все остальные, поэтому даже между ступенями на лестнице есть проемы. А еще в тюрьме был лифт, который поднимал наверх постельное белье и еду для заключенных, – его снесли.

В остальном почти весь «декор» в здании аутентичный: перила, ступени, даже сливной бачок в мужском туалете, о чем, кстати, не догадывается женская часть сотрудников фабрики. Остались и огромные батареи – в здании, особенно зимой, очень холодно, без них все заключенные просто замерзли бы фактически насмерть. Регулировать температуру в камерах могли только надзиратели – в коридорах до сих пор есть «замурованные» в стену вентили. Их перекрывали, когда заключенные начинали бунт: пару часов без тепла – и все протесты утихали.

«Даже в российских тюрьмах не пытали, как здесь»

Даже в административном крыле фабрики можно понять, как и где располагались камеры заключенных. Сейчас там кабинеты, в которых на стенах поверх обоев висят портреты президента. Сотрудница, проработавшая на «Динамо» больше 35 лет, говорит, что им нисколько не жутко на рабочем месте – историю начали поднимать совсем недавно, раньше она ничего не знала про камеры и расстрелы. Но с нами по тюрьме ходили и другие работники фабрики, которые были в курсе истории здания – их родственники отбывали тут свои сроки. «Дедушка коллеги сидел здесь. Рассказывал, что эта тюрьма была одной из самых жестких – даже в российских так не пытали, как здесь. Поэтому многие совершали самоубийства», – говорит работница завода лет 35-ти на вид.

До начала Второй Мировой войны сюда отправляли политических и «обычных» преступников: воровство, убийство и прочие дела, наказание по которым назначал непосредственно суд. Однажды в тюрьме сменилось руководство – пришли чекисты, которые совершали самосуд «тройками», то есть 95% от числа всех дел в указанный период рассматривались особым Совещанием при НКВД СССР. Естественно, все происходило в кулуарах кабинетов без суда и следствия: в какой-то момент в камеру приходили, забирали любого сидельца – и больше никто его не видел.

Камеры были перманентно переполнены. Если верить сохранившимся заметкам из журнала НКВД СССР за 10 июня 1941 года, в тюрьме при наличии 2680 мест находились 3807 человек. Заключенных перестали делить не то, что по статьям, даже по полу и возрасту: в одной камере ютились женщины, мужчины и дети – в детали уже никто не вдавался.

Расстрелы в подвале

Расстреливали прямо в подвалах: на пол одиночной камеры сыпали речной песок, который хорошо впитывает кровь, стреляли в затылок, а потом тела грузили в машины и увозили. Песок просто выгребали лопатой. Эти камеры остались в неизменном виде – сырое помещение с обшарпанными зелеными стенами, которое отделяет от коридора желтоватая дверь. 

Стоять на бетонном полу, зная, что на этом месте когда-то убили сотни людей, жутко – многие старики не решились даже зайти в эти камеры. В подвалы заключенные попадали через отдельный боковой вход – они выходили из одной двери основного здания и буквально сразу же заходили в другую. По сути, эта секунда на улице, когда они могли увидеть солнце, была предсмертным «подарком». Для большей наглядности некоторые подвальные камеры реконструировали – поставили нары и небольшой стульчик, но окна и зарубки оставили подлинными.

Интересно, что буквально лет пять назад никто не воспринимал заваленные ветошью и другим фабричным хламом склады как место расстрелов. «Помню, наш сотрудник провел в этих подвалах все выходные: все думали, что он вышел, а телефонов же не было – как ты узнаешь, что человек остался? Вот и сидел», – рассказывают работники «Динамо».

После того, как для всех стало гласным, что тут сидели и умирали люди, «динамовцы» стали проявлять явный интерес к истории своего здания, даже немного поверили в мистику этого места: «После того, как мы разобрали завалы, в одной из камер появилось странное пятно, из которого течет непонятная жидкость. Если присмотреться, в нем можно увидеть очертания черепа, силуэты костей. Не знаю, как это объяснить», – показывая на ржавое пятно, говорит директор фабрики Маргарита Бандровская.

Тюремные прачки рассказывали местным о пытках немцев и передавали записки подпольщикам 

22 июня 1941 года на территорию тюрьмы пришли немцы – следы от пуль во время артиллерийского обстрела на стенах зданиях заметны сходу. В то утро начальник тюрьмы просто сбежал с рабочего места, а заключенные помогали немецким солдатам «ловить» советских НКВДшников, после чего многие сбежали, хоть и ненадолго.

В самой тюрьме немцы стали пытать людей. Самый известный историкам насильственный допрос – дело Галины Аржановой. Девушка работала в аптеке и несколько лет помогала подпольщикам. Ее арестовали. Из сохранившихся заметок: «Аржанова подверглась неимоверно страшным пыткам. Внешне стала просто неузнаваема. За время заключения она передала из тюрьмы четыре записки. В первой писала: «Допрос ведет высокий гестаповец, требует рассказать, как связаться с партизанами. Не бойтесь: умру, но не выдам». Во второй: «Была очная ставка с женщиной, не могу понять, кто меня выдал – продолжают пытать». В третьей: «Люба, сжалься надо мной, принеси отраву. Моя судьба решена». В четвертой Галина требовала, чтобы подпольщики немедленно уходили в лес – она не выдержала, заговорила». После этого Галину повесили во дворе тюрьмы, ее труп висел четыре дня». Люба, о которой говорилось в записках, – цыганка, также заключенная в бресткой тюрьме. Она смогла передать послания Галины, когда вместе с другими арестованными выходила в город на дезинфекцию. Вообще большинство фактов о тюрьме и расстрелах стало известно благодаря местным жителям, которые работали там обслуживающим персоналом. Кто-то был прачкой, другие – убирали камеры после казней.

Немецкие власти часто обманывали брестчан: говорили родным приговоренных, что они отправляются не на расстрел, а в Германию на работу. Просили собрать все необходимое и забирали человека. Кого-то убивали уже на следующий день, другие могли еще долго сидеть в камере. 

В 1956 году по решению советского правительства тюрьма была закрыта. С 1959 года в ее здании открыли фабрику детских игрушек «Сувениры». «Динамо» въехала в эти стены уже в 1971 году.

Что тут будет дальше

Стоит уточнить: архитектурные «внутренности» фабрики мало чем отличаются от того, что можно увидеть в действующих тюрьмах Беларуси. Просто комплекс бресткой тюрьмы был огромный – только одна его часть сейчас принадлежит швейной фабрике. В другой находится действующее СИЗО, где в прошлом были кабинеты начальников тюрьмы. Кстати, высокопоставленные лица СИЗО задумывались о переквалификации фабрики обратно в тюрьму, но в итоге было решено, что у правительства не хватит на это денег. У дирекции «Динамо» планы другие – они всерьез хотят сделать на своей фабрике музейный маршрут, и им ничего не мешает: руководство города, вроде как, не против. Но финансирования нет, а, по словам директора «Динамо», показывать то, что есть сейчас – не комильфо, мол, не слишком зрелищно. Мы не согласны.