«Украинцы, я иду к вам!»

«В 13 или в 14 часов (не глянул время) я подошёл к белой линии на асфальте: слева украинский пограничный столб, справа — беларуский. Со стороны Беларуси пропускной пункт официально всё ещё работает, даже магазин дьюти-фри на месте, хотя и закрыт. На украинской территории баррикада из бетонных блоков, земляные валы и ряды колючей проволоки. Сколочено наспех, но надёжно. Беларуский ПП обложен мешками с песком — они уложены аккуратно, мешочек к мешочку, под линеечку, хочется написать — «чистенько». Сразу видно, беларускую заставу обустраивал опытный, неторопливый и придирчивый прораб. Украинцы о красоте укреплений не думали.

Следуя инструкциям беларуских пограничников, я остановился у белой линии на асфальте. Линия разграничения. Поднял над головой паспорт. Постоял примерно минуту, чтобы меня разглядели украинцы и сделал ещё десяток шагов к «ежам» из досок, между которыми натянута «колючка». Здесь вновь надо остановиться и поднять паспорт.

– Вы украинец? — крикнули мне с блокпоста.
– Я беларус.
– Вертайтесь до дому.
– Мне нужно в Киев. Я пришёл помочь украинцам. У меня в Киеве двоюродный брат с двумя детьми, они…
– Вертайтесь до дому.
– Пожалуйста, подойдите ко мне, я объясню…
– Вертайтесь до дому. В Билорусь.

Я много ещё кричал. В ответ мне кричали по-русски, точнее на том русском, на котором говорят украинцы, привыкшие говорить на своём родном языке. В какой-то момент ответы стали очень коротки и недвусмысленны. Я растерялся. Разгубіўся. Когда допрашивали «наши», когда я шёл в погранкомитет за разрешением на выезд в Украину и гадал, не арестуют ли прямо в Минске (к слову, Пограничный комитет РБ расположен на Володарской, кто не знает, что это за улица — вам повезло, лучше не знать и дальше) я, тем не менее, примерно представлял, как себя вести и что говорить. А на упрямое «вертайтесь в Билорусь» мне вдруг нечего стало сказать.

Минут двадцать, а может сорок (прошло всего три дня, а я уже не уверен сколько времени занял тот или иной эпизод) я топтался на месте. То, что украинские пограничники не бросились ко мне с песнями, объятиями и тазиком галушек, было предсказуемо, но мне почему-то казалось, что самую сложную часть пути я уже одолел. Нет. «Ежи» с «колючкой» чуть выше моего живота (не особо высоки), но лезть через них не хотелось. Одежда превратилась бы в рваньё и сам, наверное, исцарапался бы. В том, что украинцы не станут в меня стрелять, я был почти уверен. Почти. Обозреватель украинских событий, Алексей Арестович, сказал: «Принципиальная позиция Украины — ни одного выстрела в сторону Беларуси». Я надеялся, что его слова вспомнят украинские пограничники, когда через заграждения начнёт ломиться «детина» под два метра ростом и под сто кг весом. Надеялся. Но «ломиться» отчего-то не торопился. Не знаю, сколько я ещё «куковал» бы перед «колючкой», но оглядывая блокпост я увидел то, чего почему-то до тех пор не примечал.

Метров за 200 за блокпостом на украинской территории возвышаются две «мачты». Метров по пятнадцать в небо. На них развеваются сцягі, прапоры по-украински. Два флага, поднятые на одинаковую высоту. Один, разумеется, флаг Украины. Второй… Угадайте! Варианты: флаг Европейского Союза, флаг полка «Азов», флаг НАТО, либо какой-то другой.

Признаюсь, если бы мне предложили угадать, какой флаг украинские пограничники поднимают рядом с флагом своей страны, я бы предположил, что это флаг ЕС — нет. Может, флаг «Азова»? Тоже мимо. Рядом с жовто-блакитным реет бела-чырвона-белы сцяг.

«Украинцы, я иду к вам!» — крикнул я и перелез через «ежей». Перелез удачно. Не поранился и даже одежду не изуродовал. В миг, когда я принял решение и сделал нужный шаг, я почувствовал себя свободным и сильным как никогда. Очень приятное чувство. Жаль, что его быстро заглушил мат и щелчки автоматных затворов: «Лягай, сука! Стрелять будем!». Я шёл вперёд, вскинув руки вверх до ломоты в плечах, и орал какие-то глупости: «Я свой! Не стреляйте! Нет войне! Я сдаюсь! Слава Украине!» — «Лягай, сука, провокатор! Не пожалею, млять, два патрона — мозги выпущу!». 

Уверенность, что украинцы не выстрелят, куда-то испарилась. Добряк Арестович где-то далеко, на меня же вызверивались матом и наводили прицелы солдаты воюющей страны. Я старался не бежать, чтобы не провоцировать, но идти как можно быстрее, чтобы оказаться поближе к блокпосту, когда услышу первый выстрел. Я надеялся, он будет предупредительный. Я рассчитывал, остановившись после предупредительного, быть достаточно близко к пограничникам и не криком, а нормальным тоном объяснить, кто я и зачем припёрся. 

Перед земляным валом я на мгновение выпал из поля видимости украинских солдат и их оружия. Если бы здесь замедлился, я бы не решился двинуться дальше. Поэтому почти бегом взобрался на «холм» и увидел перед собой обрыв в широкий ров, глубиной метров шесть, на дне которого была негостеприимная болотного цвета жижа. Бултыхнувшись в такой «овражек», можно и не выбраться. Позади меня беларуская граница, тридцать метров украинской земли, до блокпоста оставалось метров двадцать, а сам я, с поднятыми руками, завис на насыпи, как отличная мишень.

На меня орали крепкими ругательствами, требовали лечь на землю. Не зная, что предпринять, но в надежде убедить пограничников, что я не обвязан «поясом» джихадиста и оружия у меня нет, я разделся по пояс. Украинцы, глядя как я «разоблачаюсь», от изумления ненадолго примолкли, но потом поток ругани полился с новой силой: «На землю лягай!». Ложиться не хотелось — уж очень грязно, а слушать оскорбления было обидно. То ли от страха, то ли от обиды, но я вдруг заговорил на родном языке. На беларускай мове: «Хлопцы, прабачьце, калі ласка, але ж я нешта не разумею — чаму вы на меня расейскім матам лаетеся? Вы ж украінцы!». Всегда считал, что утверждение «Мова — гэта зброя!» — наивная глупость, но как дипломатическое оружие мова сработала. Матом украинцы меня больше не крыли.

«В этот миг я полюбил Украину»

А дальше, друзья, вам придётся многое угадывать между строк (а кое-что из текста даже «фильтровать») — потому что дальше я не могу излагать документально. Я не враг ни Украине, ни Беларуси, ни себе самому, поэтому буду рассказывать фрагментарно, извините. 

Украинские пограничники снимали меня на телефон и требовали громко говорить: «Слава Украине!» — этот номер я исполнил охотно несколько раз. Потом предложили сказать, что я пришёл воевать за Украину, я немного посомневался, но заявил то, что требовали.

– Говорите, что хотите воевать в беларуском добровольческом батальоне имени Калиновского! — и это я сказал.
– Теперь говорите, что вы доброволец в полк «Азов» — тут я заартачился.
– Не буду этого говорить.
– Почему?

Пришлось разъяснять, что, хотя я всем сердцем, печёнкой, икроножными мышцами, вилочковой и щитовидной железами, всеми органами чувств на стороне Украины в войне с Россией, я не разделяю взгляды, которых придерживаются некоторые бойцы «Азова». Я думал, что раз отказался говорить на камеру что-то из указанного, меня сразу вышвырнут за белую разделительную полосу. Но, как ни странно, после моего спича про данное конкретное подразделение, украинцы перестали играть в «операторов» и потеряли ко мне интерес. Рассказ о настоящей причине моего вояжа в Украину их не заинтриговал. 

Мой двоюродный брат с двумя детьми в Киеве. Выехал из Мариуполя. Жена медик, её мобилизовали и не выпустили. Брат с детьми ночует в метро. Брат инвалид. Просит вывезти из Украины детей. «Если надо будет, мы сами детей эвакуируем», — на чистом русском без акцента остановил моё повествование молодой статный пограничник.

Я долго сидел, лежал, бродил, опять сидел на земляном валу перед рвом. Ко мне пришли кошка и два пса. Я раньше думал, что пограничные псы должны быть волкодавами, а там оказались обычные добродушные дворняги. Собак я подкупил колбасой, а кошке понравилось спать у меня за пазухой. Один из погранцов слегка ревновал псов и пушистого рыжего звал к себе, но он подбегал к нему ненадолго и возвращался ко мне. Мы даже поспали в песке вчетвером — я, два пса и кошка. Пушистый Рыжий храпел, как генерал бронетанковых войск. Ближе к вечеру ко мне вышел человек лет сорока в штатском в сопровождении двух автоматчиков в бронежилетах. Голос «штатского» был тихий, ровный и спокойный. Одет он был неброско, но со вкусом. Его лёгкая седина и правильная речь не вязались с привычкой ежеминутно смачно сплёвывать на дальность.

– Расскажите о себе, — предложил «штатский». Кто б знал, как я не люблю собеседований! Но сейчас я старался презентовать свою лучшую версию резюме. Правда теоретические плюсы вдруг поменялись на минусы и наоборот.

– У вас есть судимости в Беларуси?
– Давно. В девяносто третьем.
– Вы задерживались в Беларуси по политическим обвинениям?
– Нет.
– У вас есть опыт участия в боевых действиях?
– Нет.

Я зачем-то похвастался навыками тайского бокса и ножевого боя, но это не произвело впечатления. Я рассказал об изданных книгах, о победах в литературных конкурсах, припомнил, что мой дед по отцу некогда выехал на Алтай с Западной Украины. Хотел спеть первые строки украинского гимна, но слова напрочь вылетели из головы. Слава богу мне не пришла идея станцевать гопак. Утомленное выражение лица «штатского» медленно сменялось скучающим — и я потерял надежду. Минут десять мы со «штатским» молча сидели каждый со своей стороны противотанкового рва. День был солнечный, но к вечеру похолодало, я достал из рюкзака арафатку, повязал на шею. «Штатский», внимательно наблюдавший за чем я полез в рюкзак, встал и сказал: «Давайте паспорт и телефон».

Украинцы долго изучали мой телефон, просмотрели мои страницы в соцсетях, что-то переснимали, переписывали, зачем-то удалили приложение для игры в шахматы онлайн. У меня спросили, кого кроме двоюродного брата я знаю из граждан Украины. Я промолчал о том, что как раз брата-то я и почти не знаю, видел его последний раз лет тридцать назад. Я назвал несколько фамилий френдов из фейсбука (ну, нет у меня других друзей в Украине), но как позже выяснилось, ни с кем из них Служба Безопасности Украины не связывалась. Мне вернули документы, мобильник и «штатский» уехал, ничего мне не сказав.

Я опять занял свой пост на земляном посту. Псы, Рыжий и Шарик, после моего разговора с солидным «штатским» прониклись ко мне ещё большим уважением и уселись с двух сторон от меня. «Ты шо пьешь? Чай ци каву?», – долетел до меня голос пограничника. Я хотел кофе, но (не знаю почему, из скромности что ли) попросил чаю. Стакан горячего, крепкого чаю, банку не тушёнки, а ветчины, штук семь пряников и два коробка спичек мне принёс тот самый солдат, который громче всех ругал меня матом. Я пробовал отказаться от ветчины, говорил, что у меня есть еда, но украинская щедрость душевна и настойчива — отказаться невозможно, хотя я и понимал, что эти парни на блокпосту живут вовсе не в санатории с усиленным питанием. В этот миг я полюбил Украину. Не за пряники или ветчину, а за два флага — желто-синий и бело-красно-белый, за способность украинских солдат вынести жратвы неизвестно кому, за ласковых «волкодавов» и котейку, которая решила сопровождать меня везде и забавно вышагивала передо мной, а если я разворачивался или сворачивал в сторону, забегала вперёд и снова шла на шаг впереди меня.

Но в Украину меня всё-таки не пропустили. Предложили ехать через Польшу. Я упрямствовал, захваченные мною тридцать метров украинской земли удерживал ещё до шести утра. Писал и звонил, пока не разрядился телефон, тем друзьям в Беларуси у которых есть родня в Украине. Все пробовали помочь, но безрезультатно. Ночью замерз ужасно, но, несмотря на холод, очень хотелось пить. Такого не испытывал никогда — трясёшься от холодрыги, но горло скручивает от жажды.

С рассветом подался на беларуский пропускной пункт. Наши пограничники встретили меня слегка насмешливо, но по-доброму. Дали поспать пару часов в тепле, бесплатно довезли до Малориты на уазике. Из Малориты я добрался до Бреста и предпринял ещё две попытки (ещё более бессмысленные и смешные) пройти в Польшу через брестский пограничный пропускной пункт. Надеюсь, друзья, вы сумели услышать недописанное и отфильтровать наносное. 

Теперь обращусь к тем, кто смеётся с бестолковости и бессмысленности моей попытки. Да, я взял флаг в руки, погулял по кругу и ни с чем вернулся домой. Но я хотя бы попытался. Я — человек, который много трепется на бумаге, в фб, и только мечтает быть человеком дела, а не болтовни. Но я хотя бы попытался. И попытаюсь ещё раз.

Теперь к тем, кто может помочь: друзья, отзовитесь кто-нибудь, у кого открыт Шенген, кто на колёсах, но ещё не уехал из Беларуси. Срочно!».