Я подозревала, что придётся пить много. Даже шутила в редакции, что отправить меня на виноградники в Испанию (пока я писала текст, эта часть Испании провела референдум и теперь позиционирует себя исключительно как Каталония, поэтому и мы будем так делать из уважения к нелегкой судьбе трудолюбивой нации) – это как пустить медведя в малинник.

Мы начали погружаться в атмосферу винного разнообразия ещё в самолёте Австрийских авиалиний, которые, в отличие от родной Белавиа, не брезгуют подавать пассажирам алкоголь на борту. Австрийское вино было техничным, как характер страны, о котором мне всю дорогу рассказывал Алексей Хименко. «Когда я сказал друзьям, что еду смотреть лозы Mas La Plana, они чуть не поперхнулись от зависти», – говорил Алексей. «А что такого уникального в Mas La Plana?», – спросила я. «Понимаешь, Мигель Торрес в своё время совершил революцию в виноделии. Привёз французские лозы в Испанию». Я сделала глубокомысленный вид и опрокинула последний глоток простенького австрийского вина из пластикового стаканчика. Знала бы я, как закончится путешествие! Мы с беларуской командой будем пить Grans Muralles за 160 евро из пластиковых стаканов на пляже в Барселоне. Мои босоножки увязнут в песке, с неба обрушится ливень, и я отправлюсь мыть ноги под пляжный душ, взяв с собой зонтик. Под навесом останется компания горячих местных ребят, которые будут улюлюкать и, вероятнее всего, снимать на youtube девушку под дождём, включившую душ, внезапно хлынувший сверху на зонтик. Но это будет только через четыре дня. А пока – мы в Барселоне. Уставшие, голодные и неприлично трезвые.

Первой коренной жительницей Каталонии на нашем пути к Mas La Plana оказалась красавица Мирея, жгучая брюнетка с чёрными глазами, координатор поставок по странам СНГ. Мирея прекрасно изъясняется по-русски, потому что училась в Москве, и может говорить четыре часа без перерыва. Как радио. С этими южными похлопываниями собеседников по плечу, испанскими междометиями, внезапным переходом на «ты» и такими историями, за которые бывалый путешественник отдаст полжизни. Я и раньше знала, что алкогольные бренды берут в амбассадоры артистичных персонажей мужчин, но Мирея была первой девушкой, которую я видела в этой роли. Встретив компанию беларуских маркетологов у отеля, Мирея расцеловала всех, кого знала и познакомилась с теми, кого видела в первый раз. Как знаток русскоязычного рынка, Мирея всегда готова рассказать о минусах демократии. Особенно если речь идёт о мужчинах. Мирея искренне негодует по поводу растущего количества инфантильных 30-летних мужчин в Испании, которые живут с родителями. Последние получают субсидии от государства, и сыновьям не требуется ходить на работу. Стоило заговорить с ней о политике, как Мирея принялась по-южному возмущаться: «У вас такое тоже через 20 лет будет. Хотите капитализм? Вы его получите».

Почему меня не восхищает Антонио Гауди

В двух шагах от ресторана семьи Torres, куда повела нас Мирея, находится один из двух жилых домов Гауди. Он называется Casa Mila, и я видела его один раз – в фильме Микеланджело Антониони «Профессия: репортёр». По подъезду и крыше разгуливал молодой Джек Николсон с Марией Шнайдер. В этот раз пробраться внутрь дома не удалось – осталось только рассматривать покатые балкончики, имеющие больше отношения к растительному миру, нежели к архитектуре. Все квартиры в Casa Mila давно выкупили банкиры, простых жильцов отселили, и в рядах сопротивления осталась только одна стойкая каталонская бабушка, которая ни в какую не хочет съезжать. «Бабушка, живи!» – подумала я.

Теперь подробнее о гении Гауди. Его самое знаменитое творение – это собор Саграда-Фамилия. Рассматривая его вблизи, приходишь к мысли, что Гауди грандиозен, и ему позволено проектировать странные церкви и безумные дома.

Одновременно не можешь отделаться от мысли о том, что если бы не Гауди, на свет бы не появилось целой плеяды салонных бездарей, от скульптора рейха Арно Брекера до Церетели и Виниция Кесада из Бразилии, который рисует кровью и мочой.

И некому им руки поотбивать, потому что в истории уже был пример издевательства над готикой и великодушия городских властей, которые позволили великому Антонио это издевательство. Ну а мера таланта и вкус толпы – вещь субъективная. К Саграда-Фамилия ходят толпы туристов, это самое раскрученное здание в Барселоне, где поставили рамки и охранников. И такой интерес масс кажется надуманным, учитывая, что в архитектуре Барселона величественна и своенравна, и это, пожалуй, единственное свидетельство того, что Испания когда-то была империей. Глядя на ее готические здания, сразу понимаешь, почему половина Америки до сих пор говорит на испанском.

Впрочем, вряд ли этот факт так уж радует жителей Каталонии. У них свой язык (если грубо: смесь испанского с французским), своя страна и свои ценности. Когда я была в Барселоне накануне референдума, то видела полосатые флаги на многих жилых домах. Люди вывешивали на балконах знамя страны и зелёный выплыл со словом «Si». И в заранее оговорённое время гремели кастрюлями: так, не выходя на демонстрации, барселонцы прямо из кухонь выражают свою гражданскую позицию по отношению к независимости Каталонии. Я подумала, что кастрюли – отличный вариант для беларусов, особенно если с борщом. Если у нас за флаги на балконах могут штрафовать, то уж двери, из-за которых слышен грохот посуды, гораздо труднее идентифицировать – если их много. «Когда Каталония проголосует «за», будут две страны – бедный коррупционный юг и богатый север, который, по сути, кормит весь регион, потому что «там у них на юге только сиеста», – говорят местные. Им немного не понятно, почему независимость Каталонии не дали ещё в 80-90-е прошлого века, когда баски из ETA устраивали реальные теракты, например, взрыв на рынке в Барселоне, который унес жизни 200 человек. К чему были эти жертвы тогда, если проблему так и не решили до сих пор?

Помню, мы с дизайнером Василием Андреевым писали об этом текст. «Знаете, с чего начала ETA? Так как Франко запретил народность басков и лишил их территории, они сказали: «Тогда у нас будет культурная секция по изучению языка». У них были и спортивные кружки. Вот эти виды деятельности позволяли им собираться вместе. А в 1973-м году Франко уже лежал в коме. В этот момент ЕТА провела операцию: участники заселились под видом студентов в квартиру на улице, по которой проезжал правительственный кортеж, и прорыли с первого этажа ров через подвал вниз под дорогой. Заложили туда 80 кг взрывчатки и привели в действие бомбу, когда по дороге проезжал ставленник Франко — Луис Карреро Бланко. Взрыв был такой сильный, что полиция обнаружила остатки машины на второй день поисков. ЕТА сразу сказала: «Это мы. Он причастен к вводу такого-то закона, за это мы его убили». Когда я разговаривал о этом с галисийцами, они говорили, что после взрыва страна наутро проснулась свободной», – рассказывал Вася. Загвоздка в том, что никто из радикальных революционеров не даст гарантии того, что женщина, случайно погибшая в теракте, или слеза одного ребёнка реально стоят надежды на свободу. И что через 50 лет твоим потомкам не придётся начинать всю борьбу с начала. Я лишь знаю, что ненависть порождает ещё больше ненависти. И если Каталония отчаянно хочет быть свободной, несмотря на грядущее отсутствие плана и сложности с законами Евросоюза, Мадриду, наверное, стоит не только душить ее желание в зародыше, а разобраться в себе: почему твоя политика бесит добрую половину страны? (Вообще, конечно, винный погреб – самое правильное место для того, чтобы давать политические советы Мадриду).

Эмигранты на плантации винограда

Я не видела демонстраций в Барселоне. Да и грохота кастрюль в туристическом районе не наблюдалось. Думаю, каталонцы оберегают туристов от таких зрелищ. Почему? Приведу пример. Когда мы приехали смотреть средневековый замок семьи Torres, окружённый виноградной плантацией, и вдруг увидели простых рабочих пакистанцев и кенийцев, которые курили папироски на газоне, Мирея страшно смутилась. «Извините, мне очень стыдно», – говорила наш гид, а я не могла понять, что плохого в том, что виноград собирают эмигранты. Осень – это сезон сбора урожая, каждый день на счету, и спрятать рабочих от толпы туристов не представляется возможным, несмотря на то, что они не танцуют фламенко прямо меж кустов с виноградом. Я спрашиваю у Миреи, почему коренные каталонцы не устраиваются на эту работу, а она вспоминает, как ее друзья попросили ее помочь собрать урожай. «С виду кажется, что это весёлая затея. Лозы, небо, романтика. На деле ты согнут в три погибели с рассвета до темна, твои руки по локоть в сахаре, а на них слетаются пчёлы. Это очень тяжёлый труд», – рассказывала Мирея. Но пакистанцы – это искренне. И вино Torres за три евро в местном магазине – тоже искренняя штуковина. Притом, проживать в Пакистане явно сложнее, чем трудиться в сезон на сборе винограда в регионе Мильманда, а потому эти чёрные ребята наверняка возносят молитвы Монсеррат (так в Каталонии зовут деву Марию), которая позволяет им каждый месяц отправлять на родину деньги, способные прокормить половину деревни.

Будучи в гостях у Torres, мы посетили сразу несколько регионов: равнинный Пенедес, где растёт Mas La Plana, горный Приорат и идиллические поместья Мильманда и Гранс Муральес, где выращивают старые каталонские сорта винограда. Здешний гид Стефания рассказывает, что всего у компании Torres 2000 гектаров виноградников. Для культового вина Mas La Plana виноград выращивается всего на 29 гектарах – то есть стоимость бутылки за 50 евро оправдана в первую очередь ограниченным количеством лоз. Такая же петрушка и с Приоратом, где из-за горной породы и глинистых почв лишний кустик лозы не высадишь – этого вина в принципе мало в природе, поэтому оно и дорогое. Помимо вина Torres делает бренди. Следующим пунктом программы стала экскурсия в погреб, где оно хранится. Все это выглядит, как огромный склад с бочками, где волшебные гномы выводят новые вкусы. В воздухе разлита такая «доля ангелов», что, по словам Стефании, здешние работники в принудительном порядке должны выходить на улицу каждые 30 минут, иначе надышатся паров бренди и начнут писать smsки бывшим.

Цена экскурсии на плантацию Torres стоит всего шесть евро для простого смертного (сравните с семью евро за вход в музей в Барселоне). За полтора часа, с проездом на ретро-бусе без стёкол и дегустацией. Почему так дёшево? Это маркетинг. Torres не зарабатывает на туристах, но обращает их в евангелистов бренда. Увидев однажды, как в Испании растёт виноград, ты будешь всю оставшуюся жизнь засматриваться на чёрные бутылки с золотым логотипом Torres. Я думаю о том, что хотела бы дожить до момента, когда экскурсии будут водить на Туровский молочный комбинат, открывая все двери и показывая в подробностях процесс производства беларуской рикотты с моцарелой, не забывая упомянуть тот факт, что жена владельца увлекалась современным искусством, и эти прекрасные скульптуры на подходе к фабрике – ее рук дело. Я даже готова ждать капитализма и демократии лет 20, согласно прогнозам Миреи. Отношения к бизнесу, как к носителю чего-то прекрасного, нам очень в Беларуси не хватает.

Нудисты Барселоны

Рассказ про Барселону не был бы полным без истории про эксцентричный и открытый характер города. Я уже упоминала Гауди, но он здесь – только вершина айсберга. Барселона шумная, плотная, густая и спокойная одновременно, здесь есть холмы, метро и море, чернокожие парни на улицах продают марихуану, горожане купаются в море голышом, а жилые кварталы под мостами похожи на кадры из мексиканских сериалов. Все эти прелести я подмечала в компании работника Garsia Алёны Князевой, внешне – вылитой немки Луизы Бианхин, с которой мы преодолели 15 км пешком от моря до Парка Гуэль. Начинался этот путь очень романтично: я решила поплавать в море. Поскольку купальника с собой не было, спустилась на пляж в раздумьях, уместно ли плыть на глазах всего города в нижнем белье, благо верх и низ одинаково неприметного цвета беж. Борясь с комплексами, бросила взгляд вправо и увидела голые мужские ягодицы. Парень входил в воду в чем мать родила, не смущаясь того факта, что он эксгибиционирует по сути в центре города, и на пляже могут быть дети. Никакая полиция за ним не приехала. Более того, в двух шагах от места нравственного преступления загорала девушка с голой грудью, которую нежно целовал седовласый хиппи. Сняв белье, вымокшее в морской воде, я смело отправилась в платье на голое тело постигать этот странный город. Шли мы с Аленой пешком. Заблудились трижды, стерли ноги, дважды купили по бутылочке baby cava в ларьке, но продолжали путь, искренне уверенные, что такси – это для слабаков. В этот момент Барселону получилось прочувствовать как родную. До референдума оставалось меньше месяца.

Я уверена, что, несмотря на забастовки, в Каталонии этой осенью соберут весь виноград. И урожай поспеет через два-три года. Кстати, я не видела, чтобы в цехах Torres делали божоле нуво, то есть вино, которое можно пить через пару месяцев после сбора, все бутылки, которые сегодня идут в розлив, датированы 2014 и 2015 годом. То есть прочувствовать на вкус и цвет последствия референдума можно будет в 2020 году. Никто не знает, станет ли Каталония независимой от Мадрида, и есть ли у местных властей какой-то план, но лично мне дико интересно будет открыть бутылку осени 2017 и вспомнить тот самый вкус. Поживём – увидим.